Наверняка у каждого есть знакомый дислексик. Это человек с нейробиологическими особенностями, которые мешают овладеть навыками чтения, письма, счета. При этом интеллект сохранен, способности ребенка к обучению не снижены. На Западе, благодаря системе тестирования, таких детей рано выявляют. Им дают больше времени на выполнение заданий, предусмотрены и другие льготы. В России всё часто списывается на лень и небрежность. В самом худшем случае родитель может услышать, что ребенок с отклонениями. Повезет тому, чья дислексия будет вовремя выявлена. А педагоги в школе окажутся достаточно внимательными, чтобы понять — малыш нуждается в особом подходе.
Содержание
Раннее детство
Я долго не знала, кто такие дислексики. Растила меня одна мама, души во мне не чаяла. А я часто болела, поэтому садик меня миновал. Мама очень любила читать вслух. И раннее детство связано в воспоминаниях именно с такими картинами. Сижу в постели с завязанным горлом, а мама открывает «Нарнию», или «Динку», или «Двенадцать месяцев». Это были наши любимые книги.
Конечно, у меня имелись и кубики с буквами, как у многих малышей. Я и башни из них строила, и слова составляла. Но никто не обращал внимания, что в этих словах буковки порой занимали не свои места. А когда я рассказывала что-то маме, и получалось невнятно, слоги менялись между собой местами, она говорила только:
— Ну, куда торопишься? Давай-ка еще раз, четко проговаривая…
Но в целом, моя не всегда внятная речь и затруднения при чтении казались маме такой мелочью по сравнению с ангиной или пневмонией. И она не акцентировала на этом внимание.
Ей и в голову не приходило, что у меня проблемы. Ведь как видят дислексики? Взгляд скачет от строчки к строчке. Кажется, что буквы движутся, на одном слове сконцентрироваться трудно. А еще вместо слов рождаются образы. Это и мешает читать как все.
Школа
Потом я пошла в школу. Записали в класс «А», так как там была пожилая опытная учительница, а класс «Б» еще ждал педагога. Перед самым 1 сентября туда пришла молоденькая девушка, Лилия Николаевна.
Наша училка не обращала не меня особого внимания – девочка тихая, и ладно. Это вполне устраивало. Она сосредоточилась на мальчишках – хулиганах и двоечниках. После первой четверти всему классу предложили поехать в лагерь отдыха. Там предстояло учиться, лечиться и развлекаться целых 3 месяца. Училка обрадовалась, уговорила родителей, и с ней уехали почти все дети. Мама побоялась отпускать меня, и перевела в класс к Лилии Николаевне. Эту девушку я до сих пор вспоминаю с огромной теплотой. Нет, она не распознала у меня дислексию. Но зато приложила огромные усилия к тому, чтобы я не отставала от сверстников.
Лилечка приходила в класс раньше всех, уходила последней, всегда была с детьми. То, что я запинаюсь при ответах, списывала на мою застенчивость. И часто позволяла остаться после уроков, рассказать ей стихотворение или ответить на вопросы с глазу на глаз. Получалось не очень-то, но все равно лучше, если бы я отвечала при всех.
И еще Лилия Николаевна не разрешала никому надо мной смеяться. Она так воспитала всех, что никто не хихикал, даже если я сильно коверкала слова. А мой почерк! У самой Лилечки почерк был каллиграфический, и она долго билась с моим. Помню выпускной вечер после четвертого класса. Она про каждого из нас сочинила стихи. Мы разучили их и пели на мелодию песни «Погода в доме». Про меня там были такие строки:
Идет диктант, и Господи помилуй, Чтоб Маша написала хорошо….
Тогда я уже поняла, как это важно, чтобы педагог был сердечным, неравнодушным человеком.
Не благодаря, а вопреки.
А потом Лилечка выпустила нас, вышла замуж и уехала в другую область. Мы же — пятиклашки — достались Ирине Владимировне – женщине молодой, но очень строгой. Именно она после первой же контрольной работы потребовала у мамы:
— Принесите справку, что у вашей дочери дислексия и дисграфия. Тогда я смогу оценивать ее по-иному, не так, как всех ребят. Иначе вам придется подумать о втором интернате.
Мама побледнела. Интернат № 2 — это было городское пугало. Там учились дети с диагнозами, в основном, из неблагополучных семей. Был даже один мальчик «Маугли», которого бабушка долго не хотела пускать в школу. Жили они на окраине города. Димка долго пас коз, торчал в лесу с утра до вечера, лет до десяти не умел читать и писать. Потом каким-то образом о нем узнали инстанции. Мальчишку забрали из семьи, и определили в интернат, где его стали учить всему с нуля. Он и говорить толком не мог. Представляете – попасть в такую среду? Теоретически, окончив это заведение, дети получали обычные аттестаты. Практически все знали — института им не видать как своих ушей.
Справку мама получила без особого труда. Выражение «до лампочки» мне было еще незнакомо. Позже я подумала, что врачу, который выписал эту бумажку, было безусловно, именно до нее.
— Справочку? Дам, мне не трудно. С логопедом еще можете позаниматься. Договоритесь частным образом.
Мама нашла в детском саду логопеда. Она стала ходить к нам домой. Занималась со мной, исписывала по несколько страниц в тетрадке словами, которые я должна была повторять самостоятельно. Но большого прогресса не было. Логопед твердила, что мы упустили время, надо было начинать гораздо раньше. Скажите, а много ли родителей вообще знает это слово – «дислексия»?
Любовь к книгам и ненависть к учителю.
В школе мне приходилось трудно. Я очень любила книги. Всё свободное время слушала дома аудиоверсии. Но как же мне хотелось растерзать на мелкие клочки нашу учительницу литературы Анну Николаевну! Впрочем, эту даму ненавидел, кажется, даже ее собственный сын, который учился в нашей школе.
Детей она воспринимала, как противников, с которыми нужно справиться, одолеть. Любила унижать при всех, чтобы у ребенка не дай Бог не появилось завышенное самомнение. А меня сделала клоуном – и для самой себя, и для всего класса.
— А сейчас мы послушаем Машу, — говорила она, едва ли не потирая руки от удовольствия.
Все, что привила нам Лилечка, к тому времени было забыто. Маша у доски — значит, можно расслабиться и поржать. Я начинала заикаться, менять слова в предложениях. Говорила вместо Пушкин — Пукшин, вместо Лермонтова -Монтерлев, Есенина называла Песениным. Ребята буквально лежали на партах от смеха, а Аннушка многозначительно просила:
— Как-как? Повтори. Мы не расслышали.
Пару раз прямо посреди урока я со слезами вылетала из класса. Вы спросите, почему мама не перевела меня в другую школу? Понимаете, как получилось. Я была стопроцентным гуманитарием. Но к счастью, дискалькуляции у меня не было, и математика шла хорошо. У нас была замечательная учительница математики, Маргарита Федоровна. Она знала, что меня в классе унижают. И решила сделать так, чтобы по ее предмету я успевала.
Но как мне было привить интерес к точным наукам? Тогда она стала заниматься со мной отдельно астрономией. Знала, что я люблю фантастику. Поговорила с мамой, и та купила мне телескоп «Умка». Детский, настольный. Но какое же это было счастье и потрясение – рассматривать в него Луну. Огромный каменный шар с кратерами, который висит в пустоте космоса. Одно время я даже хотела стать астронавтом. Маргарита Федоровна убедила меня, что для этого нужно отлично знать алгебру, геометрию, физику. Она сумела настолько увлечь меня математикой, что я начала занимать призовые места на городских олимпиадах, и даже один раз на областной.
Найди свою нить Ариадны.
Но космонавтом я, конечно, не стала. На выпускном вечере Аннушка с улыбкой сказала мне:
— Трудно тебе будет в жизни, девочка. Очень…
И тогда я пошла в педагогический институт. Мама была рада, потому что мне не пришлось уезжать из города. А я старалась сделать все, чтобы ни у однокурсников, ни у преподавателей не вызывать смеха или чувства жалости. Окончила школу скорочтения, без конца заучивала наизусть стихи и читала их на диктофон. Чтобы потом прослушать и понять, какие сделала ошибки.
Нет, мои проблемы не исчезли. Если бы для таких как я, были специальные программы обучения, было бы, наверное, гораздо легче. Но все же я окончила институт с приличными отметками. В обычную школу работать не пошла, хотя математики всегда очень нужны. Меня взяли в «Нить Ариадны». Это такой развивающий центр, где занимаются дети с проблемами. У кого-то детский церебральный паралич, у кого-то другие нарушения. И на своем примере я стараюсь им показать, что не нужно бояться быть отвергнутым обществом просто потому, что ты не такой как все. Если найдешь свою дорогу, свою нить Ариадны, то состоишься как профессионал, и как личность. Дислексик – это человек, который может быть счастливым, если этого захочет.
Увлечение астрономией тоже никуда не делось. Я нередко приношу в класс «домашний планетарий», показываю ребятам созвездия, рассказываю о них. И если какие-то буквы у меня путаются, слоги меняются местами – никто не смеется. Эти дети понимают, как трудно преодолеть то, в чем природа допустила сбой. Им самим приходится нелегко. Так что мы учимся друг у друга, и конечно, помогаем один другому.
И по-прежнему я очень люблю аудиокниги. Особенно фантастику.
